Вернуться на главную стр. Назад
Автобиографические воспоминания о научной деятельности Сергина Владимира и его брата Сергина Сергея. примерно 2012 г.
Сергин Владимир Яковлевич, доктор физ. - мат. наук,
вед. н. с. Института математических проблем биологии РАН,
заслуженный деятель науки РФ.
Давняя близкая дружба с Игорем Сергеевичем Горшковым, несколько лет личного общения с Главнокомандующим ВМФ адмиралом Горшковым С. Г., теплые и сердечные отношения с Зинаидой Владимировной Горшковой и многочисленные встречи с их близкими родственниками на протяжении последних 30 лет, побуждают меня написать воспоминания в эту семейную книгу.
Мои школьные годы прошли в Краснодаре, раскинувшемся на берегах полноводной и стремительной реки Кубань. Наша семья жила в небольшом домике на самом берегу реки, в которой местная ребятня купалась с мая по сентябрь и которая представляла тысячи возможностей для всякого рода приключений. Мы росли вольницей и Кубань была нашей.
В те времена (послевоенные годы) очень популярными среди школьников были кружки ДОСААФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту), спортивного, технического и военного характера. Водная стихия была для меня наиболее привлекательной и я записался в кружок ВМФ. Нашими наставниками были демобилизованные офицеры и мичманы Азовской флотилии. У нас был прекрасно оборудованный кабинет, где нам преподавали историю Военно-морского флота России, основы морской службы и обучали практическим навыкам матроса-сигнальщика. В летнее время мы ремонтировали, шпаклевали и смолили шлюпки, участвовали в походах и соревнованиях по гребле (я получил 2-й разряд по гребле и 3-й по плаванию).
В кабинете на специальных стендах была представлена деятельность Азовской флотилии в годы войны. Был большой фотопортрет командующего флотилией адмирала Горшкова С. Г., фотографии офицеров и матросов, боевых кораблей и катеров. Нам рассказывали как корабли Азовской флотилии, вооруженные крупнокалиберными орудиями, поднимались по Кубани и громили вражеские войска и укрепления. Адмирал Горшков представлялся нам фигурой былинной, в таком же героическом ореоле как старые русские витязи, о которых нам рассказывали на уроках литературы. Впечатления школьных лет остаются на всю жизнь и, хотя я не стал моряком, конечно повлияли на мои жизненные предпочтения. В 1954 г я поступил в 1 Ленинградское артиллерийское училище.
Минуло чуть больше 10 лет. В это время я уже преуспевающий адъюнкт Военной инженерной академии (ныне Военная инженерная академия ракетных войск стратегического назначения). Мое изобретение - лазерная система ориентации космических аппаратов по Луне - принята ОКБ-52 (г. Реутов, генеральный конструктор Челомей В. Н.), для реализации в одном из первых советских проектов облета Луны с космонавтом на борту. В это время мой брат Сергей Сергин учился в аспирантуре Московского инженерно-строительного института (МИСИ). Мы снимали комнату в хорошем доме на набережной Горького и любили вечерами прогуливаться по набережной, обсуждая всякого рода научные проблемы.
Из экспедиций, предшествовавших аспирантуре, Сергей привез материалы полевых исследований геологических следов землетрясений в Туркмении и подготовил статью на эту тему. Необходима была оценка авторитетного специалиста и рекомендация для публикации статьи в одном из научных журналов. Сергей отважился пойти к самому авторитетному специалисту в этой области - заведующему кафедрой динамической геологии МГУ профессору Г. П. Горшкову Я думаю, он действовал по принципу "пан или пропал", поскольку экспертиза на таком уровне не оставляла никаких вариантов для дальнейших поползновений. Работы Георгия Петровича по сейсмологии Сергей знал со студенческих лет, но особенно он восхищался университетским учебником "Общая геология", который называл Великой геологической симфонией. Смелость города берет. Георгию Петровичу понравились результаты экспедиционных исследований, а статью он рекомендовал в Известия высших учебных заведений, где она и была опубликована.
Тема диссертации Сергея была связана, хотя и косвенно, с изменениями климата и природной среды на протяжении плейстоцена (приблизительно последний миллион лет). В этот протяженный период времени теплые климатические эпохи Земли внезапно сменялись ледниковыми, когда почти вся Европа, вплоть до Черного и Средиземного морей, покрывалась льдом, толщиной до 2 км. В Северной Америке вырастал ледовый покров, объем которого в 3-4 раза превышал объем льда современной Антарктиды. Причины ледовых колебаний климата оставались загадкой. За 200 лет геологических исследований были предложены десятки гипотез, например, таких как изменения светимости Солнца, прохождение Земли сквозь газо - пылевые туманности или массовые спорадические выбросы вулканического пепла в атмосферу. Число гипотез быстро росло, но ни одна из них не получила убедительных подтверждений.
Загадка ледовых колебаний климата нас увлекла и была главной темой наших размышлений во время вечерних прогулок. Постепенно мы пришли к мысли, что бессмысленно и дальше плодить гипотезы. Устоявшийся примитивный подход к проблеме: вот вам катастрофическая причина, а вот и ее следствия, не работает. Зато кажется вполне вероятным, что ледовые колебания климата могут быть не результатом катастрофических событий, а естественными проявлениями собственной динамики глобальной геофизической системы, в которой мы обитаем. Чтобы проверить эту возможность, необходимо выделить глобальную геофизическую систему и построить ее математическую модель. Тогда компьютерные эксперименты позволят выяснить, обладает ли эта система собственными колебаниями и насколько они соответствуют колебаниям климата и оледенения Земли, которые установлены геологическими методами. Влияния внешних или внутренних воздействий на климат также можно оценить только располагая компьютерной моделью глобальной геофизической системы.
Ну что же, Сергей - геолог, я - математик, нам и карты в руки. Но это сейчас такой подход к проблеме ледовых колебаний климата кажется естественным и даже тривиальным. А тогда, в 60-е годы прошлого века, компьютеров необходимой мощности не было и не предвиделось. Да и необходимых геофизических знаний тоже было явно недостаточно. И как вообще можно подступиться к построению математической модели глобальной геофизической системы, было совершено не ясно. Никто этого и не пытался делать.
Тем не менее, если задача не будет поставлена, она никогда не будет решена. Мы были молоды, полны энтузиазма, постановка задачи постепенно конкретизировалась и обретала конструктивные черты. До математического моделирования было еще далеко, но мы построили функциональную схему глобальной системы, которая включала атмосферу, океаны, ледовые покровы и земную кору (до слоя астеносферы). Эта нелинейная система имела обратные связи и, похоже, представляла собой глобальную систему автоматического регулирования. Если это действительно так, то доминирующей динамикой этой системы могли оказаться нелинейные колебания (автоколебания).
И мы решили со всем этим отправиться на кафедру динамической геологии МГУ к Георгию Петровичу Горшкову. Наш подход к выяснению природы ледниковых колебаний климата понравился Георгию Петровичу. Как оказалось, он в это время много делал для проникновения математики в геологию и наша работа соответствовала его усилиям. Георгий Петрович предложил нам выступить на семинаре кафедры динамической геологии. Доклад на семинаре был встречен с искренним интересом и очень доброжелательно, хотя высказанные идеи были довольно смелыми и содержали спорные утверждения. Результаты первого публичного обсуждения нашего подхода к выяснению природы ледовых колебаний климата были вдохновляющими. Одобрение профессора Горшкова Г. П. означало, что наша работа соответствует общепринятым критериям естествознания, а не является просто выдумкой молодых энтузиастов, пусть и довольно образованных.
Хотелось бы специально пояснить особенность отношения Георгия Петровича не только к нашей гипотезе, в данном случае, а и вообще к новым научным воззрениям по сравнению с общепринятыми в науке. В 20 веке наука была уже четко разделена на различные дисциплины и суждения специалистов из других областей часто встречались с ревностью или, во всяком случае, не приветствовались. Культивировался "профессионализм". В нашей работе рассматривалась, по сути, глобальная система ледники - океан - атмосфера, в которой большое место занимала энергетика атмосферы, перенос влаги из низких широт в полярные области, термодинамика океана, нелинейные колебания и другие процессы, выходящие за традиционные рамки динамической геологии. Возникает вопрос, почему, с какой стати Георгий Петрович поставил обсуждение природы глобальных колебаний климата на кафедре динамической геологии? У него были все основания вежливо переадресовать нас в какое-нибудь другое научное учреждение. Единственное объяснение состоит в том, что Г. П. Горшков был учёным энциклопедических интересов, он был давно знаком с загадкой Великих оледенений Земли, и ему самому было интересно обсудить новый подход к давней проблеме. Только ученый - энциклопедист мог с первого предъявления увидеть плодотворную идею в сложном наборе разнородных, но взаимосвязанных процессов, и уверенно высказать одобрение, без каких-либо апелляций к другим областям знаний.
Следует заметить, что наше увлечение загадкой Великих оледенений было чисто любительским. Мы с братом успешно занимались каждый своим делом, не связанным с этим увлечением. Если бы наши первые выступления встретили жесткое неприятие, я не стал бы ломиться в закрытую дверь, поскольку это потребовало бы слишком больших усилий. Для меня не было смысла очень распыляться. В это время шла успешная реализация системы ориентации Лунника и, кроме того, я получил еще 2 авторских свидетельства на гироскоп для космической навигации. Моя жизнь могла бы пойти по этому пути, и загадка Великих оледенений осталась бы только романтическим эпизодом научной молодости.
Но случилось то, что случилось. Одобрение и твердая поддержка нашей работы Георгием Петровичем, а затем (с его подачи) и другим маститым ученым - заведующим кафедрой метеорологии МГУ профессором Хромовым С. П., открыли нам дорогу в мир академической науки. Дальнейшие события развивались очень быстро. Нас стали приглашать с докладами в академические институты, на конференции и конгрессы. В течение 2-3 лет мы опубликовали несколько статей в Известиях и Докладах АН СССР. Наша работа получила широкую известность и стала весьма популярной в кругах специалистов. К этому времени мы защитили свои кандидатские диссертации (каждый в своей области). Сергей получил приглашение на работу в отдел метеорологии Института географии АН СССР, а я - в Московский физико-технический институт (МФТИ, г. Долгопрудный), что обеспечивало нам большую академическую свободу.
Надо сказать, что мои отношения с Георгием Петровичем были минимальными. Я встречался с ним только один раз, во время семинара. Отношения Сергея с Георгием Петровичем были довольно продолжительными и, в какой-то мере, соответствовали отношениям ученика и учителя. Эти отношения всегда были чисто научными и никогда не приобретали личного характера. Образно выражаясь, обладающая мощным гравитационным полем личность Г. П. Горшкова на мгновение соприкоснулась с нами, изменила наши жизненные траектории и невозмутимо продолжила свое движение. А далее неумолимый научный дрейф влек нас все дальше от геологии и все ближе к гидродинамике океана и атмосферы, динамике крупных ледовых масс, палеоклиматологии, математическим моделям и компьютерным экспериментам.
Здесь мне придется, волей-неволей, рассказать довольно подробно о своей работе в области системного анализа и математического моделирования глобальной системы ледники-океан-атмосфера. В противном случае будут непонятны обстоятельства, при которых я познакомился с Игорем Сергеевичем Горшковым, а также те основания, которые сделали возможными мое участие в глобальном оборонном проекте "Спрут" и личное сотрудничество с Главнокомандующим ВМФ адмиралом Горшковым С. Г.
В 1968 г мы с братом разработали первую версию математической модели глобальной системы ледники - океан - атмосфера. Компьютерные эксперименты показали, что характерным режимом динамики глобальной системы являются нелинейные колебания. Амплитуда и частота изменений температуры земной поверхности, интенсивности атмосферной циркуляции, площади и объема ледовых покровов и других геофизических характеристик оказались близкими к оценкам, известным из геологии и палеоклиматологии. Мы провели специальные компьютерные эксперименты с целью выяснить, каким образом влияют на длиннопериодную динамику климата внешние возмущения, такие как прецессионное движение Земли на орбите или случайные возмущения с заданными статистическими характеристиками. Автоколебания оказались устойчивыми во всех случаях, хотя изменения геофизических характеристик становились менее упорядоченными.
Эти результаты были опубликованы в Докладах и Известиях АН СССР, журнале Природа и других изданиях, и получили широкую известность. Забегая вперед, замечу, что первая аналогичная модель англоязычных авторов появилась только через 10 лет. Авторы (математик из Института Куранта, Нью Йорк, и два голландских метеоролога), поясняя независимость своей модели от нашей, пишут, что увидели статью В. Сергина в SCIENCE, когда их собственная статья в Journal of Atmospheric Sciences (1978 г) уже была в гранках. Их модель также демонстрирует нелинейные колебания в глобальной системе. Но, все-таки, физически она была менее содержательна и несколько проще математически, по сравнению с нашей моделью десятилетней давности. Кроме того, дифференциальные уравнения исследовались лишь качественными методами, а вопрос о внешних воздействиях на динамику климата даже не ставился. Впрочем, к тому времени, мы разработали и опубликовали значительно более совершенные и содержательные модели динамики глобального климата, которые получили широкое международное признание.
Как преподаватель МФТИ я имел возможность целиком сосредоточиться на разработке модели глобальной системы. Математическая модель давала не только понимание механизмов изменений климата, но и описывала структуру взаимосвязей геофизических процессов, их отношения во времени. Фазовые отношения геофизических процессов, например изменений объема ледовых покровов и изменений средней температуры земной поверхности, невозможно было получить непосредственно из геологических или палеоклиматических данных из-за низкой точности датировок. Математическая модель оказалась необходимой для правильной интерпретации экспериментальных данных.
Как раз в это время из европейской командировки вернулся декан географического факультета МГУ Капица А. П. (сын П. Л. Капицы). Он привез данные, полученные бурением Гренландского ледникового покрова на глубину 2 км, и занимался их интерпретацией. Академик Марков К. К., заведующий кафедрой палеогеографии МГУ, посоветовал А. П. Капице обратиться ко мне, чтобы использовать возможности математической модели для обоснованного восстановления временного хода климатических событий. Так у меня возникли первые контакты с географами, которые стали быстро прогрессировать.
Надо сказать, что математическая модель глобальной системы и ее возможности для объяснения причинных механизмов изменений природной среды были сразу поняты видными специалистами секции наук о Земле АН СССР. С большой заинтересованностью к нашей работе отнеслись директор Института географии академик Герасимов И. П., академик Авсюк Г. А., зав. отд. гляциологии (ныне академик) Котляков В. М. и др. К работе очень благожелательно отнесся геохимик Виноградов А. П., вице-президент АН СССР. Но мы никогда не забывали, что весь этот триумф возник только после разработки математической модели глобальной системы и демонстрации ее возможностей, а поддержку Г. П. Горшкова мы получили, когда никакой математической модели еще не было, и ничто не гарантировало, что она когда-нибудь будет построена. Поддержка Георгия Петровича обеспечила нам пушечный старт (как говорят ракетчики), мы не потеряли времени и не растратили себя на начальном этапе.
В 1969 г возник вопрос о моем переходе на профессиональную работу в Академию Наук. Рассматривались разные варианты, но камнем преткновения была моя служба в Армии. Я был молодым майором, кандидатом технических наук с блестящей научной аттестацией в области космической техники. В те времена молодых способных офицеров просто так не увольняли и, как казалось, перспективы увольнения у меня вообще не просматривалось. Но в дело вмешались академики Марков К. К., Авсюк Г. А. и вице- президент Виноградов А. П. Осенью 1969 г Президент АН СССР академик Келдыш М. В. (математик, между прочим) подписал письмо Главнокомандующему Ракетных войск стратегического назначения маршалу Толубко В. Ф. с просьбой уволить меня из Армии, чтобы предоставить возможность работать в Академии наук СССР. Я до сих пор храню приказ маршала Толубко В. Ф. о моем увольнении из Армии по просьбе Президента АН СССР академика Келдыша М. В.
Приблизительно в это же время готовилось расширение Академии наук на Восток и Тихоокеанское побережье СССР. Во Владивостоке уже функционировал филиал Сибирского отделения Академии наук и было решено преобразовать его в Дальневосточный научный центр (ДВНЦ) АН СССР. Вице-президент Виноградов А. П. формировал группу ученых разных специальностей для организации ДВНЦ. В качестве Председателя президиума ДВНЦ и директора Тихоокеанского института географии был приглашен декан географического факультета МГУ Капица А. П. Предполагалось, что науки о Земле будет курировать академик Марков К. К. Нам с Сережей тоже предложили войти в состав этой группы, мне - в качестве заместителя директора Тихоокеанского института географии по научной работе, Сереже - в качестве заведующего лабораторией. Это предложение было заманчиво тем, что открывало широкие возможности постановки исследований в области моделирования глобального климата. Дальний восток и Тихий океан также влекли нас своей новизной и неизведанными просторами, и в 1970 г мы переехали во Владивосток. Я занялся организацией Тихоокеанского института географии и лаборатории математического моделирования климата, Сергей организовал лабораторию энергомассообмена.
Начались самые плодотворные годы нашей жизни. В моей лаборатории быстро сложился коллектив математиков из выпускников МФТИ, мехмата МГУ и выпускников местного университета (ДВГУ). В лаборатории была разработана компьютерная модель глобальной циркуляции атмосферы, модель динамики крупных ледовых покровов (таких как Антарктический или Гренландский), модель изостатического перемещения подкоркового вещества при изменении ледовой нагрузки на континентах. Модель глобальной системы ледники - океан - атмосфера теперь включала раздельное математическое описание северного и южного полушарий и их взаимодействие посредством переноса энергии и массы через экватор. Эта модель позволяла вычислять временной ход изменений геофизических характеристик в каждом полушарии индивидуально, что давало новые важные сведения о ледниковых событиях в плейстоцене. Впервые была начата разработка глобально-региональной модели для оценки возможных антропогенных изменений природной среды масштаба нескольких десятилетий. В такой модели крупномасштабные характеристики, вычисленные с помощью модели глобальной циркуляции атмосферы, задавались в качестве краевых условий для Дальневосточного региона, представленного динамико-статистической моделью. Региональная модель позволяла вычислять детальные изменения природной среды с учетом изменений глобальных характеристик.
В общем, нам было что поведать миру. Сотрудников наших лабораторий приглашали с докладами на всевозможные семинары, симпозиумы, конференции и Международные конгрессы. Практически, ни одно научное мероприятие Отделения океанологии, физики атмосферы и географии не проходило без нашего участия. На одном из таких мероприятий мы с братом познакомились с директором Института океанологии АН СССР Мониным А. С., который впоследствии стал официальным оппонентом на защите наших докторских диссертаций и редактором нашей монографии, посвященной математическому моделированию глобальных колебаний климата и оледенения Земли. К нашей научной активности с доброжелательным интересом относились практически все члены Отделения, в том числе ректор Ленинградского государственного университета академик Кондратьев К. Я. и академик-секретарь Отделения Бреховских Л. М. Мы никогда не обсуждали с Леонидом Максимовичем профессиональные проблемы, но относился он к нам с неизменной доброжелательностью. Как-то на выездной сессии Отделения в Дилижане (Армения), он пригласил нас с братом прогуляться в горы. Прогулка в горах доставили нам громадное удовольствие, Леонид Максимович рассказывал забавные эпизоды из собственной жизни и подшучивал над теоретиками. Такие отношения сближали нас с Отделением, мы становились там как бы более своими.
С академиком Кондратьевым К. Я. у нас установились прочные дружеские отношения, которые продолжались более двух десятков лет. Тогда же у меня установились профессиональные и дружеские отношения с математиками ЛГУ, деканом математического факультета Зубовым В. И., докторами Трухаевым Р. И., Хоменюком В. и др. Ленинградские математики занимались важными оборонными проектами ВМФ и общение с ними было очень интересным.
Нашими работами заинтересовались видные математики Академии наук. Директор ВЦ АН СССР академик Дородницын А. А. и академик Моисеев Н. Н. решили поставить у себя работы по моделированию климата и мы отправили в Вычислительный центр АН многотомный отчет о наших работах по компьютерным моделям. С этого времени началось наше длительное и плодотворное сотрудничество. Директор Института прикладной математики АН СССР академик Тихонов А. Н. пригласил меня сделать доклад на его семинаре. Это было в высшей степени лестное приглашение, поскольку математическая модель глобальной системы ледники-океан-атмосфера была основана на теории сингулярно возмущенных дифференциальных уравнений, разработанной А. Н. Тихоновым.
Камнем преткновения для наших работ было отсутствие в ДВНЦ достаточно мощных вычислительных машин. Мы разрабатывали свои модели под возможности машины БЭСМ-6 (кстати, лучшей в Европе в те времена), которая была трудно досягаема для нас. В то время наиболее полные нелинейные модели динамики льда были построены на кафедре механики грунтов МГУ. Но существует пропасть между уравнениями многомерной нелинейной динамики и их компьютерной реализацией. Сотрудники моей лаборатории сделали несколько докладов на кафедре по численным моделям динамики крупных ледниковых покровов, что положило начало нашему сотрудничеству. В скором времени в Институте механики МГУ была установлена БЭСМ-6. На начальном этапе институт еще не мог полностью загрузить машину, поэтому мы беспрепятственно считали свои задачи. С другой стороны, сотрудникам института оказался полезным наш опыт численного решения задач.
Наши модели ледовых покровов имели важное прикладное значение. В то время физики Дубны были встревожены предложениями американских ядерщиков захоронять отходы атомных реакторов в "вечных льдах" Гренландии и Антарктиды. Но длительный срок распада радиоактивных отходов вызывал сомнения в том, что льды полярных областей являются для них "вечными". Для оценки времени переноса радиоактивных отходов от мест захоронения до зоны абляции (края) ледника, была необходима математическая модель. Наша модель крупных ледниковых покровов позволяла оценивать время переноса отходов по данным о месте и глубине захоронения. Заинтересованность физиков в такой модели открывала нам доступ к БЭСМ-6, установленной в Дубне.
В мае 1974 года я защитил докторскую диссертацию по физико-математическим наукам. Защита проходила на Ученом совете Гидрометеорологического центра СССР. На мою диссертацию дали отзывы все Вычислительные центры АН СССР (Москва, Пущино, Новосибирск). Кроме официальных оппонентов, на полный текст диссертации счел нужным написать отзыв академик Дородницын А. А., который обладал большим авторитетом в профессиональной среде. Несколько позднее, докторскую диссертацию по географическим наукам, посвященную ледниковым событиям плейстоцена, защитил и мой брат.
В начале семидесятых годов был образован Совет по координации математических исследований Сибири и Дальнего востока под председательством академика Лаврентьева М. А. Меня включили в состав Совета в качестве одного из представителей ДВНЦ. Здесь я познакомился с директором ВЦ СО АН СССР академиком Марчуком Г. И. и многими сотрудниками этого института, дружба с которыми сохраняется и по сию пору. Дружеские отношения с сотрудниками Вычислительного центра были очень полезны в профессиональном отношении и, кроме того, дали нам возможность использовать хорошо работающую БЭСМ-6 для решения своих задач.
В средине 70-х годов актуальность исследований физических основ погоды и климата быстро росла. В эти годы в США и Советском Союзе активно разрабатывались методы метеорологической и климатической войны, хотя никто об этом официально не объявлял. Руководство ООН приняло решение разработать международную Программу исследований глобальных атмосферных процессов (ПИГАП - климат). Разработку ПИГАП поручили группе экспертов, которую составили из ведущих ученых в области физики атмосферы и океана. Из Советского Союза, в качестве экспертов ООН, пригласили директора Главной геофизической обсерватории Борисенкова Е. П., директора Института океанологии Монина А. С. и меня. Работа группы экспертов проходила осенью 1974 года в Стокгольме, в изолированно расположенном конференц - отеле (о. Ледиге), и носила закрытый характер. Присутствие сторонних ученых, по собственной инициативе или по инициативе правительств отдельных государств, запрещалось. Разработанная программа исследований глобальных атмосферных процессов отражала наиболее продвинутые и хорошо аргументированные представления, и могла служить ориентиром для постановки исследований национального масштаба. В течение 2 недель, работая над одним проектом, мы быстро перезнакомились и, в последующие годы, у нас складывались самые дружеские отношения.
В августе 1975 г, в качестве руководителя советской делегации, я участвовал в работе Международной конференции по климату в Англии (Норидж). Эта конференция вызвала большой международный ажиотаж из-за широко распространенных слухов и опасений, связанных с возможностями модификации погоды и климата. На конференцию приехали представители множества стран, в которых никогда не велось исследований такого рода. Все понимали, что только две страны, СССР и США, имеют ресурсы, коллективы ученых и другие возможности, необходимые для осуществления глобальных климатических проектов. Громадная аудитория (превышающая реальное количество ученых), затаив дыхание, слушала доклады из США и СССР. Но никто им практически ничего не сказал. Советский журналист, аккредитованный в Англии, взял у меня интервью. Я объяснил ему, что никаких катаклизмов не предвидится и всячески его успокаивал. Но он, все-таки, написал в Известиях, что Великое оледенение Земли неизбежно.
В 1976 г было заключено межправительственное советско-американское соглашение о сотрудничестве в области исследований окружающей среды, медицины и космоса. В рамках этого соглашения, в сентябре 1976 г в Ташкенте, состоялся весьма представительный Советско-американский симпозиум по моделированию климата. Мой доклад о моделировании глобальных колебаний климата и оледенения Земли вызвал довольно бурную дискуссию и даже перепалку между видными американскими учеными, профессором С. Манабе из Принстонского университета и профессором Дж. В. Ким из Института климатических исследований США. Впоследствии С. Манабе оказал мне большую честь: его жена устроила для меня японскую чайную церемонию у себя дома (в Принстоне). А Дж. В. Ким пригласил меня на праздничный корейский обед со специально приготовленными королевскими креветками (в Корваллисе, штат Орегон).
В Ташкенте у меня установились дружественные отношения с известными американскими учеными, в том числе с директором Института климатических исследований США Л. Гейтсом, с которым я уже был знаком по встречам в Швеции и Англии. Впоследствии Л. Гейтс рассказал мне поучительную историю создания в США суперкомпьютера, в которой он принимал непосредственное участие, и передал мне полный отчет RAND Corp. об исследовании модели глобальной циркуляции атмосферы Минца-Аракавы. Это был замечательный пример строго сформулированной и хорошо документированной гидродинамической модели глобальной циркуляции атмосферы со всеми программами и данными, что позволяло квалифицированному специалисту воспроизвести модель на высокопроизводительном компьютере. Модель получила широкое распространение во всем мире и, на том этапе, была как бы эталоном гидродинамической модели атмосферы. Проблема состояла в том, что компьютеров требуемой производительности тогда еще не было. Даже лучшая американская машина CDC-7600 позволяла выполнить только очень ограниченное количество численных экспериментов.
В 1977 г, в соответствии с советско-американским соглашением по окружающей среде, состоялся визит советской правительственной делегации в США. Визит начался с краткой сессии в Принстонском университете, где были продемонстрированы впечатляющие достижения лаборатории гидродинамики по численному моделированию взаимодействия океана и атмосферы. Затем мы ознакомились с Американским агентством космических исследований. Американцы стремились подчеркнуть свою открытость, нам разрешали свободно фотографировать и демонстрировали доступность всей информации. Мы посетили NASA и ознакомились с важнейшими текущими проектами. Аэродинамическую трубу NASA я оценил как наиболее интересный объект и сделал несколько десятков снимков, но по приезде в Москву обнаружил, что пленка засвечена. Так что рекламируемая открытость оказалась несколько ограниченной. В Сан-Франциско состоялся визит в Ливерморовскую лабораторию Лоурэнса (LLL). Здесь работало около 6 тысяч одних только научных сотрудников и функционировала вычислительная система уникальной производительности. Этот крупнейший в мире центр физических исследований осуществлял разработку нейтронной бомбы и атомного оружия следующего поколения, а также был головной организацией в программе "звездных войн". В LLL нас опекал профессор Нокс, лидер отдела окружающей среды. Здесь ощущалась атмосфера строгой секретности, но культурная программа в Сан-Франциско была максимально интересной и разнообразной.
Приблизительно с этого времени между СССР и США начался обмен учеными в области исследования окружающей среды. Американцы прислали список советских ученых, которых они хотели бы видеть у себя, там было и мое имя. В апреле 1978 г я был командирован в США на 6 мес. в соответствии с программой обмена учеными. Со мной отправился высококвалифицированный программист В. Александров из ВЦ АН СССР. Он вез с собой большой тяжеленный чемодан с перфокартами, - модель Минца-Аракавы. Предполагалось, что мы сможем провести численные эксперименты с этой моделью на CDC-7600. Первый визит на 1 мес. состоялся в Институт климатических исследований США, который располагался в Орегонском государственном университете (Корваллис, Орегон). Л. Гейтс, М. Шлезинджер, Дж. В. Ким и другие сотрудники, с которыми я был уже знаком, встретили нас с распростертыми объятиями. Когда, на следующий день, В. Александров вывалил гору перфокарт у терминала компьютера, все были несколько ошарашены, поскольку трансляция такого количества перфокарт дело не простое. Каково же было изумление американцев, когда эта гора перфокарт оттранслировалась без единого сбоя с первой попытки. Это была убедительная демонстрация высокой компьютерной культуры, что как-то сразу расположило всех в нашу пользу. Модель глобальной циркуляции атмосферы удалось быстро отладить и провести несколько численных экспериментов, но дальше этого дело не пошло. Хотя производительность CDC-7600 была несколько выше, чем у БЭСМ-6, частые сбои мешали длительным вычислениям. После этого опыта мы возлагали надежды на суперкомпьютер, установленный в Национальном центре атмосферных исследований США, куда мы вскоре должны были отправиться. В эти же дни я прочитал лекцию для сотрудников Института о моделировании динамики глобального климата и оледенения Земли. Мне предложили написать статью для публикации в Трудах института. Еще до нашего отъезда из Корваллиса, моя работа вышла отдельным выпуском Трудов института климатических исследований США.
Далее наш путь лежал в Калифорнийский университет (Сан Франциско) и в Ливерморовскую лабораторию Лоуренса. Перед отъездом из Корваллиса, Л. Гейтс сообщил, что в Ливерморовской лаборатории сделали подборку всех моих статей, опубликованных в СССР на русском языке, перевели и издали в качестве внутреннего препринта LLL к моему приезду. Меня это не на шутку смутило. Это, конечно, большая честь, но зачем такие хлопоты. Кроме того, сказал Л. Гейтс, в знак особого уважения, вас будут принимать не общим порядком, а по процедуре, установленной для ученых из стран НАТО. Принимал и опекал нас профессор Нокс. В отделе окружающей среды был организован семинар с моим сообщением и несколькими докладами сотрудников отдела. Их тематика относилась к задачам переноса радиоактивных материалов ядерного взрыва в атмосфере, что меня не очень интересовало. Но знакомство с молодыми сотрудниками отдела было интересным, их научный и творческий уровень я оценил бы как приблизительно соответствующий уровню аспирантов МФТИ. Ничего особо нового для себя в LLL я в этот раз не обнаружил, но зато удалось лучше посмотреть Сан Франциско и свободно побродить по городу.
Теперь мы отправлялись в Национальный центр атмосферных исследований (NCAR, Bolder, Colorado), крупнейший исследовательский центр по атмосферным наукам, который финансировался национальным научным фондом США. По сути это международный исследовательский центр, поскольку около четверти научных сотрудников были приглашенные ученые со всего света, а директором NCAR был доктор Брезертон, гражданин Австралии. В NCAR был установлен второй экземпляр первого американского суперкомпьютера CRAY-1.
Директор NCAR доктор Брезертон принял нас очень официально и уделил нам не более 5 мин. Он объявил, что нам выделяется 15 мин машинного времени CRAY-1 на все время пребывания (5 мес.). Вероятно, геометрия наших физиономий резко изменилась, поскольку он добавил, что 60 американских университетов стоят в очереди на доступ к CRAY-1. Он также сказал, что мы, как приглашенные ученые, можем сделать доклад для сотрудников NCAR.
Каждому из нас выделили офис, только не ясно было, чем мы там будем заниматься, разве что читать литературу. В мой офис зашла секретарь по связям с прессой и сказала, что очередной номер газеты NCAR будет посвящен нашему визиту. Я решил воспользоваться такой возможностью и составил план-проспект 2 полномасштабных лекций, который отдал в номер. Формально это не было нарушением традиций, поскольку нас было двое и каждый имел право сделать доклад. Через пару дней появилась газета NCAR с нашими фотографиями, описанием нашего визита в США и план - проспектом лекций.
Лекции вызвали большой интерес, актовый зал был полон. В первой лекции я рассказал о моделировании крупномасштабных колебаний климата и оледенения Земли, продемонстрировал вычисленные кривые геофизических характеристик и их реконструкции по геологическим и геофизическим данным. Высокая сходимость вычисленных и фактических данных позволяла сделать вывод, что колебания климата и оледенения Земли являются естественным следствием автоколебательной природы глобальной системы ледники - океан - атмосфера. Лекцию слушали очень внимательно, было много вопросов, но какой-либо дискуссии не возникло.
Вторая лекция была посвящена численному моделированию взаимодействия океана и атмосферы. Существует проблема, связанная с тем, что скорость процессов в атмосфере в сотни раз превышает скорость процессов в океане. Поэтому не удается связать дифференциальные уравнения на границе раздела воздух/вода, что не позволяет строго описать процессы взаимодействия океана и атмосферы. Эта проблема известна в профессиональной среде как "проблема склейки" (океана с атмосферой). Я предложил численную процедуру, основанную на теореме академика Тихонова А. Н., которую он доказал еще в 1958 г. Это предложение вызвало бурный интерес и дискуссию. Все-таки моими слушателями были профессионалы в области численного моделирования океана и атмосферы. Общее мнение сводилось к тому, что известная в то время схема "склейки" Принстонского университета не имеет ни математического обоснования, ни физической интерпретации. Предлагаемая численная процедура "склейки" имеет строгую математическую основу и ясную физическую интерпретацию. Забегая вперед, скажу, что еще до нашего отъезда из Боулдера, моя процедура "склейки" была реализована в численной модели взаимодействия океана и атмосферы NCAR.
На следующий день после прочитанных лекций, доктор Брезертон пригласил нас к себе. Он сказал, что теперь понимает, какими задачами мы занимаемся и выделяет нам 6 часов машинного времени CRAY-1. Если мы будем считать задачи по вечерам и выходным дням, то 6 часов трансформируется в 18 часов машинного времени. Надо сказать, что В. Александров проявил себя как замечательный программист. Выделенное машинное время он использовал очень эффективно и мы получали все новые и новые результаты. Соответственно, нам добавляли и добавляли машинное время. Кончилось тем, что мы израсходовали более 100 часов машинного времени, а последние 2 дня нашего пребывания CRAY-1 вообще работал в режиме печатного станка, распечатывая громадный объем полученных результатов.
Модель Минца-Аракавы давала общую картину циркуляции атмосферы, хорошо совпадающую с фактически наблюдаемой. Но хорошее согласие средних значений не является достаточным доказательством адекватности модели. Необходимо совпадение не только средних полей скорости, температуры, осадков и других характеристик, но и совпадение вариаций этих полей. Мы с В. Александровым и Л. Гейтсом разработали программу систематических исследований динамико-статистических свойств модели Минца-Аракавы. Программа включала вычисление не только средних значений полей метеоэлементов и их дисперсии, но и вычисление статистических моментов 3 и 4 порядка во всех узлах вычислительной сетки, что позволяет сделать оценки законов распределения. Все вычисления повторялись для краевых условий 4 характерных сезонов года: января, апреля, июля и октября. Надо сказать, что ни одна гидродинамическая модель глобальной циркуляции атмосферы не подвергалась ранее столь глубокому и детальному исследованию, и эту программу нам удалось выполнить полностью.
Кроме того, мы разработали глобально-региональную версию отображения атмосферной циркуляции для нескольких регионов: Северной Атлантики и Европы; Сибири; Дальнего востока и Антарктики. На CRAY-1 мы сделали компьютерные фильмы атмосферной циркуляции как телескопирование глобальных процессов для каждого из этих регионов. Для Атлантики и Европы получилась характерная картина западного переноса с цепочками циклонов, которые зарождались на юге акватории и двигались на северо-восток, пересекали Европу и затухали на севере региона. В Сибири хорошо воспроизводился устойчивый январский антициклон с редкими вторжениями теплого воздуха с юго-запада. Муссонная циркуляция Дальнего востока воспроизводилась слабо. Зато в Антарктике формировался четко выраженный классический антициклон (как из учебника по синаптической метеорологии Хромова С. П.) и обегающая его по периферии череда циклонических вихрей.
Текущие результаты, которые мы получали, говорили сами за себя, и в NCAR сформировалось к нам устойчивое доброжелательное отношение. Еще до завершения срока пребывания в NCAR стало ясно, что выполнение заявленной программы требует более 5 месяцев. Руководство NCAR выступило с ходатайством перед руководством Национального научного фонда и Правительством США о продлении времени нашего научного визита. По инициативе американской стороны, это ходатайство обсуждалось на советско-американской комиссии по окружающей среде, которая приняла решение продлить время нашего визита на 3 мес.
Во время пребывания в NCAR, я написал статью в один из самых высоко рейтинговых научных журналов SCIENCE. Этот журнал обычно открывается статьей Нобелевского лауреата или Президента одной из национальных академий наук (Корпорации, Научного фонда). В каждом номере публикуется 3-4 большие статьи и около дюжины коротких докладов. Я надеялся опубликовать большую статью о компьютерном моделировании крупномасштабных колебаний климата и оледенения Земли. Статья была опубликована, причем этот номер SCIENCE (1980, V. 209, No. 4464) открывался моей статьей. Я был не только чрезвычайно обрадован, но и похихикал: для этого номера журнала явно не нашлось Нобелевского лауреата. Каково же было мое изумление, когда оказалось, что второй статьей в журнале идет нобелевская лекция по химии. Я пишу об этом эпизоде потому, что он завершает цепь минувших событий результатом высшего научного рейтинга, но старт этим событиям дал Георгий Петрович Горшков. Мы опередили на 10 лет американские и европейские исследования в этой области, и наш приоритет никогда не подвергался сомнениям. Но ведь могло случиться так, что эти 10 лет мы потеряли бы еще на старте, и наша страна не имела бы признанного приоритета в этой престижной области.
Мы покидали NCAR в самой дружеской атмосфере. Результаты исследований, которые полностью финансировал Национальный научный фонд США, были записаны на магнитные ленты и оставлены на хранение до востребования их Академией наук СССР. Академия наук должна была оплатить стоимость магнитных лент (около $ 3 тыс.), тогда как стоимость одного только затраченного машинного времени CRAY- 1 превышала $ 100 тыс. Но меня терзали нехорошие предчувствия и, на всякий случай, мы распечатали и отправили во Владивосток (за счет NCAR) 10 ящиков с распечатками графики и цифрового материала. Как потом оказалось, мои худшие опасения оправдались. Ни Председатель ДВНЦ Капица А. П., ни Президент АН Александров А. П. не нашли $ 3 тыс. для оплаты магнитных лент, и этот ценнейший исследовательский материал остался недоступным для ученых в России.
По приезде в Москву, я прочитал в Институте механики МГУ лекцию о численном исследовании 3-мерной гидродинамической модели глобальной циркуляции атмосферы. Интерес был огромным, конференц-зал Института механики был битком набит. Я рассказывал 2 часа, а потом более 2 часов отвечал на вопросы. Чтобы завершить тему атмосферной циркуляции, упомяну еще, что ГМЦ СССР довольно быстро проявил интерес к модели Минца-Аракавы как средству прогноза погоды. Но мой анализ результатов численных экспериментов показал, что вычисленные спектры энергии вихрей довольно далеки от спектров энергии реальной атмосферы, поэтому прогностическая ценность модели вызывает сомнения (о чем я и сообщил в ГМЦ).
В NCAR мне была доступна вся документация на CRAY-1 просто как пользователю. Этот суперкомпьютер не был секретным, всего несколько простых технических и программных решений (порознь известных и раньше) обеспечили скачок производительности почти на 2 порядка по сравнению с лучшими серийными компьютерами. Я привез описание хардвера, программного обеспечения и библиотеку программ CRAY-1 и вручил все это академику Мельникову В. А., одному из главных разработчиков БЭСМ-6 и главному разработчику суперкомпьютера СС БИС.
Надо сказать, что быстрое переоснащение американской и европейской науки и индустрии суперкомпьютерами в конце 70-х годов, предопределяло взлет высоких технологий в 80-е годы. Это прекрасно понимали как на Западе, так и на Востоке. Но, странным образом, руководство СССР принимало государственные решения, гарантирующие отставание нашей страны. Вместо того, чтобы запустить в серийное производство второе поколение прогрессивной линейки БЭСМ-6 (быстродействие 5-6 млн. оп/сек) и завершить разработку собственного суперкомпьютера (например, Эльбрус или СС БИС), прекращается производство собственных компьютеров и происходит переход на производство компьютеров IBM (система РЯД). Эти компьютеры имели тупиковую архитектуру, в которой отсутствовали такие прогрессивные аппаратно-программные средства как конвейерная обработка, распараллеливание, векторизация задач и др. Даже старшие номера этой линейки в 1975 г были менее производительны, чем БЭСМ-6 образца 1965 г и, по сути дела, являлись просто большими калькуляторами. Утверждалось, что переход на западные образцы даст экономию, равную двум ВВП страны, за счет заимствования программного обеспечения. В действительности же, произошло небольшое сокращение расходов за счет сокращения собственной индустрии компьютеров и немереный рост валютных расходов. Развитие аппаратно-программного обеспечения происходило столь стремительно, что политика заимствования обрекала страну на постоянное и все возрастающее отставание.
Появление суперкомпьютеров и персональных компьютеров знаменовало наступление информационной эпохи, в которой роль информационного продукта становилась решающей во всех сферах человеческой деятельности. Соревнование двух систем приобретало новое измерение, одна система базировалась на суперкомпьютерах, другая на больших калькуляторах. Не надо быть провидцем, чтобы понять, чем завершится такое соревнование. И действительно, в 80-е годы произошло резкое торможение отечественной науки и новаций в технологиях по сравнению с мировым прогрессом в этих областях. СССР на глазах превращался из передовой научной и индустриальной державы в сырьевую колонию. "Перестройка" еще не была объявлена, но уже шла полным ходом.
Между тем, Россия 40 лет (1945-1985 годы) в одиночку противостояла всему миру по всем высшим технологиям, от молекулярной биологии и химии до авиации и космоса. Русь богата людьми и это та основа, которая питала интеллектуальный и технологический рост. Если посчитать денежные вливания в науку в России и США за эти десятилетия, то по критерию инвестиции/результат наука в России оказывается на 2 порядка эффективнее американской. Резкое падение эффективности произошло в середине 80-х годов и это падение было запрограммировано сверху еще в 70-е годы.
Замечу, что паритет СССР с объединенной военной мощью США и НАТО с полной достоверностью доказывает, что Россия до перестройки обладала лучшей в мире инновационной экономикой. Принцип функционирования экономики СССР состоял в том, что ресурсы государства концентрировались на стратегических направлениях науки и оборонной промышленности, что обеспечивало технологический прорыв и производство новейших систем вооружения. Затем технологические достижения оборонной промышленности использовались для массового производства передовой техники в народном хозяйстве. Например, наша гражданская авиация 50 - 80 -х годов создавалась на основе серийного производства модифицированных бомбардировщиков и военно-транспортных самолетов. Тем самым, финансовые ресурсы вкладывались в собственную промышленность, а экспорт авиации обеспечивал постоянный и гарантированный приток валюты. Быстрый и бескризисный рост экономики страны был очевиден, и в 70-е годы в среде западной интеллигенции преобладало мнение, что Россия победит просто экономически. Экономика России стала терять свою эффективность не в результате "соревнования двух систем", а в результате подрывной деятельности 5 колонны со времен Хрущева. Затем, во времена "развитого социализма", дорвавшиеся до власти функционеры подполья сдали нашу страну ее врагам.
К началу 80-х годов нам с братом стало ясно, что причины глобальных колебаний климата и оледенения Земли перестали быть загадкой естествознания и перешли в разряд проблем, доступных строгому научному исследованию. Продолжение исследований требовало мощных компьютеров, а их не было и не предвиделось в обозримом будущем. Мы по инерции продолжали начатые работы, но прежнего вдохновения и ясной перспективы уже не было.
В скором времени брат принял приглашение Калининградского университета и перешел туда на работу в качестве заведующего кафедрой. Я получил приглашение в Институт проблем управления АН в качестве заведующего лабораторией прикладной математики. Здесь, по постановлению ЦК КПСС и СМ СССР, организовывалось Отделение для решения крупной прикладной проблемы. Под проблему выделялись значительные материальные ресурсы, в том числе квартиры для приглашенных специалистов. Спустя некоторое время, Отделение было преобразовано в ведомственный Институт физико - технических проблем, а руководитель Отделения д. т. н. Лупичев Л. Н. стал директором института.
Я снял квартиру в Москве и приступил к работе по математическому моделированию передачи электрических импульсов в проводящих нейронных сетях головного мозга. Эта задача сводилась к переносу уединенных нелинейных волн (солитонов) в аксонах и описывалась уравнением Ферми-Паста-Улама или системой уравнений КДВ. Работа мозга интересовала меня давно. Решая задачи на разных типах компьютеров, от "Урала" до "Крея", я невольно сопоставлял возможности и особенности функционирования компьютера и мозга. Теперь моей задачей было исследование работы мозга на клеточном уровне и я с увлечением этим занимался. Мой учитель проф. Андреев Н. И. сформулировал жизненный принцип: работай самоотверженно и достигай результатов, а награда найдет тебя сама. Этому принципу я следовал всегда. Но время шло, и двухлетний опыт показал, что в 80-е годы этот принцип, похоже, не работает. Квартиры, выделенные по постановлению ЦК и СМ, незаметно рассосались где-то в верхах. В нашем коллективе квартиру получил только один инженер, помощник Лупичева Л. Н. по хозяйству (его близкий родственник). Становилось ясно, что независимо от полученных научных результатов, я с семьей (2 детей) оказываюсь в подвешенном состоянии. Президент Академии Наук академик Марчук Г. И. написал Лупичеву Л. Н. письмо, подчеркивающее мой научный статус, который обязывает со мной считаться. Но, похоже, Лупичеву не нужны были ни научные результаты, ни даже хорошая репутация в научной среде. Действовали какие-то другие связи и отношения, и мне надо было самостоятельно определять свой дальнейший путь. Оглядываясь назад, спустя много лет, я поражаюсь, какие кардинальные сдвиги произошли в нашей стране всего за одно десятилетие. В 1969 году Главнокомандующий ракетными войсками ответил на письмо Президента АН положительно и без промедления. В 1982 году какой-то Лупичев даже ухом не повел.
Молодость искрится оптимизмом и радостью. В молодости легко возникает дружба, которая иногда остается на всю жизнь. Так уж получилось, что в начале 80-х мы с Игорем Горшковым оказались в одной компании с ленинградскими математиками. Я не помню ни точной даты, ни подробностей знакомства с Игорем, но ленинградские математики знали меня давно и очень хорошо. Мне было известно, что Игорь работает где-то в аппарате СМ, но никто ни разу не упомянул, что он сын Главнокомандующего ВМФ. Не знал я и о том, что Игорь близкий родственник Георгия Петровича. Фамилия Горшков на Руси встречается довольно часто, а Игорь вел себя просто, по-товарищески и без всяких претензий. У него были свои интересы, которые и мы разделяли, как это водится между друзьями.
В Игоре меня привлекали доброжелательность и чувство юмора. Пошутить он любил, и это создавало не только атмосферу веселья, но и легко снимало напряжение при каких либо неурядицах. Я никогда не слышал, чтобы Игорь кого-нибудь критиковал, скорее у него была какая-то мудрая снисходительность к чужим ошибкам (что для меня было очень кстати, поскольку я большой спец по этой части). Но особенно привлекательными были в нем такие редко встречающиеся качества, как безукоризненная выдержка и корректность. Такие качества сами по себе не возникают, а являются результатом хорошего семейного воспитания. Вот эта воспитанность, хороший тон в отношениях с окружающими людьми делали общение с Игорем особенно приятным.
Когда мои отношения с Лупичевым вошли в состояние клинча, я в сердцах рассказал о ситуации Игорю, точно зная, что помочь мне он никак не может. Игорь очень сочувственно отнесся к моим проблемам, теперь-то мне ясно, что он лучше меня понимал, откуда у Лупичева ноги растут. Вот тогда, обсуждая всю ситуацию, я и узнал, что его отец - Главнокомандующий ВМФ. Спустя совсем немного времени, Игорь как-то сказал, Володя, на Флоте нужны такие специалисты как ты и, если хочешь, я поговорю о тебе с отцом. Я подумал, что это, пожалуй, выход из положения, тем более, что термодинамикой океана я занимался много лет, а Флот и Море всегда были мне по душе.
Игорь оказался человеком дела, он быстро договорился о нашей встрече с Сергеем Георгиевичем в Барвихе. Я был рад такому быстрому развитию событий и, в тоже время, находился в некоторой растерянности. Предстояла встреча не просто с Главнокомандующим ВМФ, но и с кумиром моих школьных лет (такие вещи так просто не исчезают). При этом, сам я выглядел не в лучшем свете. Впервые в жизни я потерпел поражение и как вести себя в этой ситуации, не имел ни малейшего представления.
Накануне встречи я спросил у Игоря, что мне говорить? На это Игорь ответил, Володя, ты человек опытный, подумай сам. Это, конечно, правильно, но что я мог сказать? Жаловаться Главнокомандующему ВМФ на какого-то, никому не известного Лупичева, как-то глупо, рассказывать о своих успехах в науке несколько самонадеянно и может быть неправильно понято. В общем, когда мы подъезжали к Барвихе, я все еще не знал, что буду говорить. Положение спас Сергей Георгиевич своим спокойным рассудительным тоном и простым интересом к моим делам. Вопросы были ясные и на них легко было ответить, хотя сейчас я не помню ни вопросов, ни своих ответов. Встреча кончилась благополучно для меня, вероятно, просто в силу способности Сергея Георгиевича быстро оценивать людей. Конечно, большую роль сыграла уверенность и поддержка Игоря, хотя он мне об этом ничего не рассказывал. Прощаясь со мной, Сергей Георгиевич проявил деликатность, которую потом я постоянно ощущал по отношению к себе. В Москву я возвращался в лимузине Главнокомандующего и на этом довольно продолжительном пути я, наконец, расслабился и стал обретать некоторую уверенность в себе.
В первую же встречу в Главном штабе ВМФ, Сергей Георгиевич познакомил меня со стратегическим оборонным проектом СПРУТ. Этот проект охватывал все акватории Мирового океана, силы и средства Военного и Гражданского флотов, средства Гидрометеорологической службы СССР, возможности авиации и спутниковой системы. Вникая в замысел этого глобального проекта, я понял, что попал на свое место. Формально я был зачислен на должность старшего научного сотрудника Научно-исследовательского центра ВМФ, но служебные обязанности определялись отдельным приказом Главнокомандующего ВМФ. Мне отводилась роль помощника Председателя Координационного совета проекта СПРУТ. Без всякой волокиты, в течение месяца, я получил квартиру в доме, принадлежащем ВМФ. Мои житейские проблемы были решены. Теперь я мог заняться новой глобальной проблемой, где мои знания математики, опыт численного моделирования океана и атмосферы, и знание космической техники были востребованы на все 100%.
Глобальная система СПРУТ создавалась для выполнения следующих задач.
1. Освещения гидрологической и метеорологической обстановки на всех акваториях мирового океана в режиме текущего времени.
2. Сбор данных о расположении и текущих действиях кораблей, подводных лодок и боевых соединений военно-морского флота США и стран НАТО.
3. Разработка информационной системы объектно-ориентированного представления данных в интерактивном режиме, обеспечивающей принятие решений на различных уровнях управления военно-морскими силами: командирами кораблей и подводных лодок, командирами соединений боевых кораблей, командующими отдельных Флотов, Главнокомандующим военно-морским флотом, Министром обороны и Высшим руководством страны.
Концепция системы СПРУТ представляла собой инновационный проект в области информатики и компьютерных технологий, которая намного превосходила известные к тому времени достижения. Проектируемая глобальная интерактивная система предполагала разработку и реализацию мобильных сетевых технологий. Материальной базой системы должна была служить сеть мощных ВЦ, расположенных на территории нашей страны и за рубежом и сеть пользователей, расположенных в нашей стране и распределенных по всем акваториям Мирового океана.
Проектировалась многоуровневая система сбора метеорологических, гидрологических и разведывательных данных. Система включала группировку разведывательных спутников, оснащенных средствами обнаружения кораблей противника в океане и передачи данных в региональные ВЦ. Авиационный уровень разведки и наблюдения включал авиационные средства ВМФ, самолеты Гидрометеослужбы и транспортной авиации СССР. Проектировалась сеть автономных гидроакустических автоматов на водной поверхности и на различных уровнях погружения в стратегически важных акваториях Мирового океана. Важные задачи возлагались на ГРУ МО и другие средства получения информации за рубежом.
Система СПРУТ должна была обеспечить Руководству страны и Командованию флота достоверную информацию о местоположении и действиях кораблей, подводных лодок и соединений боевых кораблей военно-морских флотов США и стран НАТО. По запросу командования, в интерактивном режиме, должна была представляться информация о глобальном распределении военно-морских сил противника, положении и задачах отдельных флотов, эскадр и соединений боевых кораблей, их вооружении, задачах и командном составе. Особое значение придавалось освещению позиционных районов атомных подводных лодок противника, идентификации боевых единиц и точному определению их координат. В интерактивном режиме могла запрашиваться и выдаваться информация о каждой отдельной боевой единице, ее вооружении, положении, маршруте движения, задаче и старшем офицерском составе.
Руководство проектом СПРУТ осуществлял Координационный совет, в состав которого входили министры оборонных отраслей промышленности, Председатель ГКНТ и Президент АН СССР. Инициатором Проекта и Председателем КС был Главнокомандующий ВМФ адмирал Горшков С. Г.
Проектом СПРУТ предусматривались важные народнохозяйственные приложения. Мониторинг метеорологической и гидрологической обстановки на акваториях Мирового океана позволяет прокладывать безопасные и оптимальные по времени и расходу горючего маршруты пассажирских и транспортных кораблей. Метеорологические, гидрологические и спутниковые данные позволяют давать прогнозы для рыболовецких судов, что значительно повышает их эффективность и снижает стоимость рыбной продукции. Мониторинг и накопление метеорологических и гидрологических данных по Мировому океану, предусматриваемые проектом СПРУТ, являются важным вкладом в разработку глобальных моделей прогнозирования погоды и климата.
Необходимо иметь в виду еще один аспект создания системы СПРУТ. Любой инновационный проект, каким бы новым и неожиданным он ни выглядел, на самом деле базируется на многолетней предшествовавшей работе. Флот, как вид Вооруженных сил, всегда характеризовался высокой инженерной оснащенностью. Разработка новейших систем автоматизации, информатики, технических средств разведки и дальней связи находились под личным контролем С. Г. Горшкова на протяжении десятилетий. Высокий уровень инженерной и информационной оснащенности флота служил основой, на которой было возможно создание системы СПРУТ.
Длительной и трудоемкой работой, создавшей научные предпосылки системы СПРУТ, являются океанографические исследования Академии Наук, Гидрометеослужбы и ВМФ СССР. В этих исследованиях С. Г. Горшков играл выдающуюся роль. Под его руководством и при его личном участии планировались и осуществлялись океанографические экспедиции на протяжении нескольких десятилетий. Результатом этих исследований стали базы океанографических данных и многотомный Атлас океанов.
Океанографические экспедиции обеспечили разносторонние исследования физики океана и изучение трудно доступных процессов взаимодействия океана и атмосферы. Глобальные исследования океана и атмосферы были поставлены на прочную экспериментальную основу. Атлас океанов принес С. Г. Горшкову как ученому широкую известность и авторитет в научном сообществе, а значение этих работ для страны отмечено Государственной премией СССР.
С. Г. Горшков принимал меня с докладом о текущих делах до начала рабочего дня (в 8 час) или после рабочего дня (в 18 час). Это давало возможность не спеша и свободно обсуждать разные аспекты Проекта, выявлять трудности и узкие места, намечать новые задачи. Обсуждение проекта всегда носило творческий характер, дело было совершенно новым, никаких аналогов в то время еще не существовало. Сергей Георгиевич держался очень просто, с ним можно было спорить, но очень осмотрительно, поскольку в ответ могли последовать такие аргументы и факты, с которыми не поспоришь. У Сергея Георгиевича был склад ума ученого с очень сильной интуицией. Добавьте к этому обширные разносторонние знания и громадный опыт их практического применения в реальных условиях. Обсуждение стоящих перед нами не решенных проблем часто выливалось в "мозговой штурм", что требовало громадного напряжения. Но я был достаточно молод, а каково Сергею Георгиевичу, да еще после полного рабочего дня? Меня восхищала его неутомимость и энергия. Психологических трудностей общения не было. Это была наука, моя стихия, и я чувствовал себя в такой же мере свободным, как и ранее, когда обсуждал сложные проблемы со старшими коллегами, например, с Мониным А. С., Дородницыным А. А. или Тихоновым А. Н..
Нет ничего удивительного в том, что С. Г. Горшков был талантливым ученым. Он из той замечательной крестьянской семьи, которая дала знаменитых профессоров Ленинградского и Московского университетов. Врожденный талант найдет как себя проявить. Удивительно другое. Наука требует уединенности, иначе как же можно размышлять? Вот почему наука и практика оказываются естественным образом разделенными. Исключения встречаются редко, поскольку это трудно совместимые способности. Но в Сергее Георгиевиче эти таланты были ярко выражены и составляли целостное единство. Это и было источником той силы, которая позволила Сергею Георгиевичу создать Флот, контролирующий весь Мировой океан. Надо заметить, что в большой семье Горшковых эти таланты часто совмещены. Бесспорно выдающиеся ученые П. М. Горшков и Г. П. Горшков обогатили нашу страну не только новыми знаниями, но и инженерными воплощениями своих исследований, о которых упоминается и в этой книге.
Я был свидетелем повседневного стиля работы Главнокомандующего ВМФ. Начнем с того, что в его приемной никогда не было сутолоки. Обычно там можно было увидеть 1-2, редко 3 человек. Люди приходили в назначенное время и Главнокомандующий незамедлительно их принимал. Это поразительный факт, если учесть, что Военно-морской флот раскинулся по всем акваториям Мирового океана от полюса до полюса, и находился в постоянном соприкосновении с противником. В этом живом организме осуществлялись судьбы тысяч людей. Здесь соседствовали самоотверженность и недисциплинированность, чувство долга и халатность, радость и отчаяние. Здесь ежечасно происходили сотни неожиданных событий, на которые надо было незамедлительно реагировать. И во всем этом громадном множестве людей и событий поддерживался нерушимый уставной порядок. Больше того, в стране уже падали социалистические скрепы и рушилась государственная дисциплина, порождая неэффективность и хаос в администрации и экономике. Но и в этих условиях Военно-морской флот все еще оставался островком упорядоченности и дисциплины.
Порядок или беспорядок в любой организации начинается с порядка или беспорядка в голове руководителя. Каков руководитель, таковы и его помощники, а далее выстраивается и вся вертикаль. Сергей Георгиевич сумел объединить в единое целое выдающихся адмиралов, командующих флотами и эскадрами. Каждый из них представлял собой яркую индивидуальность, прошедшую суровую школу воинской жизни. Каждый из них имел, основанные на опыте и знаниях, индивидуальные предпочтения и собственные стратегические воззрения. Если кто-нибудь думает, что объединить талантливых военных лидеров нетрудно в силу воинской дисциплины, то следует принять во внимание армейскую мудрость: властью обладает не тот, кто отдает приказы, а тот, кто их выполняет. Только человек, воплощающий бесспорные достоинства, талант и беззаветную преданность Родине, может консолидировать военную организацию на протяжении десятилетий. Сергей Георгиевич был умным, дальновидным, сильным и властным руководителем. На совещаниях в Главном штабе ВМФ я не раз наблюдал, как он пресекал разночтения, бестолковщину или вредную самодеятельность. Сергей Георгиевич руководил Флотом разумной мыслью и твердой рукой.
В свое время С. Г. Горшков стал Главнокомандующим Флотом, который был не только каботажным по своему составу и функциям, но и находился под сильным прессингом сверху. Н. С. Хрущев весело резал на металлолом корабли и самолеты, полагая, что достаточно ракет. Это и были те стартовые условия, с которых начинал свою деятельность Сергей Георгиевич как руководитель государственного масштаба. Никакими заклинаниями о нужности и важности Флота ничего изменить было невозможно. Но оказалось возможным, опираясь на факты и анализ тенденций развития, доказать, что США быстро и успешно создают атомную триаду. Опора только на ракеты шахтного базирования становилась уязвимой. Требовалось кардинальное изменение государственного подхода к строительству Вооруженных сил. В этих условиях, С. Г. Горшкову необходим был величайший такт дипломата, чтобы найти сильных сторонников в Вооруженных силах и союзников в верхних эшелонах власти и, общими усилиями, убедить Руководство страны в необходимости нового курса. Только в условиях новой стратегии Вооруженных сил становилось возможным строительство Военно-морского флота, способного обуздать традиционное господство Англии и США в океане. Благодаря новой стратегии Россия получила атомную триаду: ракетные войска, атомный подводный флот и атомную стратегическую авиацию, гарантирующие устойчивую оборону страны.
Имя С. Г. Горшкова часто называют в ряду выдающихся русских флотоводцев и это вполне справедливо. Но еще более справедливо иметь ввиду, что только С. Г. Горшков возглавлял Флот, который впервые в истории стал соперником флотов США и Англии на всех морях и океанах. Это ставит имя С. Г. Горшкова на заслуженное первое место в ряду выдающихся русских флотоводцев. Ну а как на счет сравнения с выдающимися флотоводцами Англии и США, такими, например, как Г. Нельсон или Ч. Нимиц? Да, эти флотоводцы одержали убедительные победы и снискали заслуженную славу. Но надо помнить, что они получили флот в готовом виде. А вот С. Г. Горшков сначала изменил военную стратегию своей страны, затем спроектировал и построил флот и только тогда обрел могущество на морях и океанах как флотоводец. Ни в одной стране мира, за всю писанную историю, нет ни одного аналогичного примера. С. Г. Горшков, - это чисто русский феномен, он настолько превосходит всю плеяду выдающихся флотоводцев, что даже на второе место после него поставить некого.
Работая на Флоте, я приобрел много новых друзей и знакомых, в основном молодых офицеров с инженерным образованием или выпускников МГУ. Мои дружеские отношения с Игорем Горшковым стали более близкими и доверительными. В скором времени я познакомился с Зинаидой Владимировной Горшковой, на даче в Барвихе, куда меня пригласил Игорь в один из выходных дней. Дача в Барвихе, - это царство Зинаиды Владимировны, воплощенная мечта матери и хозяйки после многих лет лишений и забот. Подворье в Барвихе как в большом крестьянском хозяйстве, где есть все, вплоть до гусей и индюков. Большой стол, за который садится большая семья. Зинаида Владимировна посадила меня рядом с собой и очень заботливо угощала то одним, то другим. Под ее опекой я сразу почувствовал себя легко и свободно.
Я стал довольно много времени проводить у Игоря на даче в Дубках. Иногда он с женой приезжал к нам в гости на сибирские пельмени, которые моя жена Нина готовить большая мастерица. Иногда мы вместе отмечали семейные праздники или просто устраивали себе праздник по настроению. Мы были молоды, здоровы, энергичны и, несмотря на сгущающийся политический туман, оптимистичны и веселы.
А туман на верхах все сгущался и вдруг разрядился появлением призрачной меченой фигуры. Если я еще какое-то время заблуждался относительно значения этой фигуры, то для Сергея Георгиевича она была понятна сразу. Меченая фигура затараторила: больше социализма! Перестройка, ускорение, гласность! Фигура тараторила и тараторила со всех экранов телевидения и, под этот гипноз, шел развал государственных структур, экономики и финансовой системы. Удивительно, но эта пустая оболочка человека, которая все тараторила и тараторила, оказалась идеальной для развала страны. Все замерло в зыбкой неопределенности. На этом фоне, началась перетасовка руководства Вооруженных сил. Меченная оболочка, прежде всего, стремилась избавиться от Главкомов, за которыми был авторитет победителей в еще не забытой войне и реальная власть. Сначала их отправляли в группу Генеральных инспекторов ВС, а затем они быстро умирали по медицинским показаниям.
Отставка Сергея Георгиевича с поста Главнокомандующего ВМФ означала прекращение работ по проекту СПРУТ. Впрочем, под громкие завывания о том, что "у нас нет врагов", были прекращены работы по всем оборонным проектам. Новое руководство ВМФ не сразу отказалось от СПРУТА, его попытались трансформировать в ведомственный масштаб Гидрометеорологической службы ВМФ, но и в этом качестве он просуществовал недолго. Мое пребывание на Флоте становилось бессмысленным и я уволился сразу вслед за отставкой Сергея Георгиевича.
Все эти события означали не только беды для страны, но и личные несчастья, которые очень сблизили меня с Горшковыми. У этой большой семьи отняли государственную дачу, а никакой другой у них и не было. Зинаида Владимировна осталась без хозяйства, которое она создавала многие годы. Таковы были льготы, о которых яростно визжали "демократы". Уже прошла молва о том, что нас ждет: перестройка, перестрелка, перекличка. На что Зинаида Владимировна сказала, ничего, пока есть килька и картошка, мы не пропадем. Мы с Игорем тоже не унывали и, по крайней мере, сделали одно полезное дело, построили на даче в Дубках бассейн, который открывал новые демократические перспективы. Во-первых, в нем можно купаться, во-вторых, разводить рыбу, ну а в третьих, использовать как емкость для засолки рыбы и, на этой базе, ступить твердой ногой в рыночную экономику. Надо сказать, что бассейн был значительно лучше того, что потом построили на этом месте профессиональные строители. Игорь разохотился первым успехом, достал где-то вагонку и стал своими руками перестраивать веранду. Плотник и столяр из него получился вполне на уровне, внутреннюю отделку он сделал превосходно. Мы с Сережей (его сыном) были подручными. При утеплении крыши Сережа вообще оказался незаменимым помощником. Он был тоненьким и мог втиснуться в любую щель, куда взрослые никак не могли достать.
Пока суть да дело, я читал лекции по высшей математике в Технологическом институте и размышлял, что делать дальше. Можно было вернуться в академическую науку о климате, где у меня было имя. Но души моей там уже не было. Интересной и увлекательной проблемой для меня оставался мозг человека. Но в этой области науки я был чужой и не мог рассчитывать на финансирование своих работ. Да и сам переход из климатологии в науки о мозге выглядел очень рискованно, поскольку все надо было начинать с нуля. Тем не менее, именно туда меня влекло. Еще работая у Лупичева, мне удалось понять, как специфическая организация нейронных структур головного мозга может порождать феномен осознания внешних или внутренних событий. На основе экспериментальных данных удалось оценить ключевые параметры сознания и подсознания как систем обработки данных, что открывало перспективу построения модели интеллекта. Я немного подкорректировал старую рукопись и показал ее академику Моисееву Н. Н. Идея ему понравилась и, с его подачи, статья была быстро опубликована.
Будучи однажды, не помню по какой надобности, в Президиуме АН, я неожиданно столкнулся в коридоре с академиком Ильичевым В. И. Во Владивостоке мы дружили семьями и Ильичевы с детьми не раз бывали у нас в гостях. Теперь он был Председателем президиума ДВО АН и вице-президентом АН. Он очень обрадовался встрече и стал подробно расспрашивать о моем житье-бытье. Я все подробно и рассказал. Его резюме было таково: любую лабораторию в любом городе Дальнего востока организуем без всяких затруднений. Так у меня возникла реальная возможность финансирования исследований мозга, если я отважусь сменить профессию. Кроме того, надо будет жить и работать на Дальнем востоке.
Я долго колебался и советовался с ближайшими друзьями. Одна только Зинаида Владимировна, без малейших сомнений сказала, не бойтесь Владимир Яковлевич, поезжайте, все у Вас получится. Этот ободряющий совет совпал с моим внутренним стремлением и вопрос был решен. Для лаборатории я выбрал Петропавловск-Камчатский, подальше от всякой суеты. Климат меня не пугал. Конечно, лето на Камчатке короткое, но зато многоснежная и мягкая зима, как на моей родине в Архангельске. И действительно, последующие 20 лет я наслаждался многоснежными, мягкими и солнечными зимами Камчатки.
Осенью 1986 года я перебрался на Камчатку и организовал первую в России лабораторию нейроинформатики. Лаборатория располагалась на территории Института вулканологии, но финансировалась непосредственно Президиумом ДВО. Мне придется немного рассказать о своих исследованиях мозга человека, потому что, как это ни удивительно, они привели меня в область профессиональных интересов Игоря Горшкова, где мы с ним потрудились вместе, решая экстраординарную государственную задачу.
Люди обычно думают, что изучать мозг значит иссекать его и смотреть как он устроен, проводить электрофизиологические эксперименты, наблюдать функционирование мозга томографическими средствами и т. п. Большинство исследователей мозга именно этим и занимается. Экспериментальное изучение мозга ведется сотнями лабораторий мира чрезвычайно эффективными техническими средствами. Это порождает безбрежное море данных, но лишь ничтожная их часть используется для построения концептуального знания, т. е. понимания того, как работает мозг. Быстрый рост объема и разнообразия данных, похоже, превосходят наши способности обозревать и понимать их. Именно здесь узкое место познания нашего мозга, "вселенной внутри нас".
Основной задачей лаборатории нейроинформатики был системный анализ нейробиологических механизмов, формирующих такие высшие психические функции как восприятие, сознание и мышление. Существует много простых вопросов, на которые надо найти ответы. Например, как мы осознаем что бы то ни было: вспышку света, боль, звук или запах? Что такое мысль? Как мы думаем? Какие нейробиологические механизмы формируют процессы логического мышления? Какая организация нейронных структур может порождать процессы образного мышления и воображения? Что такое интуиция? Какова нейронная организация процессов интуитивного мышления? В чем состоит объективный смысл эмоций, зачем они нужны? Что есть наше собственное Я, какова его природа и организация?
Мы сразу включились в текущую деятельность специалистов, изучающих мозг человека. Мне надо было апробировать гипотезу о нейробиологических механизмах сознания и модель взаимодействия сознания с неосознаваемыми процессами. С этой целью я выступил с докладами на семинарах в Институте мозга (Ленинград), Институте высшей нервной деятельности (Москва) и на Всесоюзной конференции по проблемам высшей нервной деятельности. Нейрофизиологи приняли нашу концепцию с интересом и вполне положительно. Модель взаимодействия сознания и подсознания была опубликована в нескольких статьях на русском и английском языках. В результате, эти работы как-то естественно влились в общий поток исследований нейрофизиологических механизмов высших функций мозга.
Согласно нашей концепции, взаимодействие двух относительно обособленных и функционально различных систем, сознания и подсознания, порождает наблюдаемые свойства человеческого мышления и психики. Объем памяти и производительность подсознания как системы обработки данных, на много порядков превышает аналогичные характеристики сознания. Внешний (или внутренний) мир, воспринимаемый подсознанием, может быть гораздо более богатым, разнообразным и тонко структурированным, чем его упрощенное отражение в сознании. Взаимосвязи, аналогии и обобщения, опирающиеся на детальный и многомерный образ реальности, могут выражать глубокие закономерности, непостижимые простыми средствами сознательного анализа. Наше подсознание, - это и есть "Вселенная внутри нас", а сознание, - это окно, через которое мы можем наблюдать внешний или внутренний мир. Результаты работы мозга осознаются, что позволяет выполнять логический анализ и формировать цели поведения. И, тем не менее, именно мощь подсознания здорового мозга, - это наше ВСЕ, основа нашего разума, чувств и восприятий.
В наших работах подсознание, как сложная физиологическая система, является объектом естествознания, что выводит его из области психологических спекуляций и больных фантазий З. Фрейда и фрейдистов. Весь фрейдизм основан на самонаблюдении исследователей и пациентов с глубокими патологиями собственного мозга. Фрейдисты, основываясь на субъективном опыте, рассматривают подсознание как свалку, куда сознание сбрасывает нежелательные воспоминания, страхи и тревоги. Фрейдисты боятся своего подсознания и там есть чего бояться: больной мозг рождает чудовищ даже средь бела дня.
Наши работы были встречены специалистами в области наук о мозге не просто благожелательно, а даже с каким-то облегчением. Думающим людям уже давно надоело массовое тиражирование и насильственное впаривание больных фантазий в качестве знания о глубинах психики. Особенно ярко благожелательное отношение к нашей работе проявилось на родине З. Фрейда, в Австрии. Мой доклад на Европейской встрече по кибернетике и системным исследованиям в Вене (1992) был встречен в высшей степени позитивно. Президент Австрийской ассоциации кибернетических исследований проф. Р. Трапл сказал, что считает мой доклад лучшей работой из представленных на Европейской встрече.
Исследования лаборатории нейроинформатики были поддержаны грантами по госпрограмме "Мышление", которой руководила академик Бехтерева Н. П., и госпрограмме "Сигнал" (клеточная сигнализация), которой руководил академик-секретарь отделения физиологии АН СССР Костюк П. Г. После моего доклада на Европейской встрече по кибернетике, мы стали получать также небольшие гранты Международной федерации системных исследований. Поддержка академиков Бехтеревой Н. П. и Костюка П. Г. дала возможность оснастить лабораторию компьютерами и другой современной техникой, что создало прочную материальную базу лаборатории и позволило довольно безболезненно пережить наступивший затем погром экономического уклада страны.
В связи с совместными исследованиями лаборатории нейроинформатики с Институтом высшей нервной деятельности АН СССР, семинарами и конференциями в нашей стране и за рубежом, мне приходилось часто и подолгу находиться в Москве и европейской части страны. В результате, мое расписание сложилось так, что холодную половину года я работал на Камчатке, а теплую, - преимущественно в Москве. На даче Игоря в Дубках я стал бывать чаще, чем раньше. Хорошо помню прекрасную теплую осень 1987 года. На дачу в Дубки приехал Сергей Георгиевич, мы с ним немного погуляли, наслаждаясь погожим днем. Под ногами шуршали листья, деревья отсвечивали багрянцем, в воздухе было разлито какое-то умиротворение. Мы говорили на разные легкие темы, которые никого не нагружали и, скорее, располагали к отдыху. Потом сидели в беседке, распили бутылочку французского вина (из коллекции Сергея Георгиевича). Игорь в этом участия не принимал, сидел как-то немножко в стороне и слушал наш легкий разговор. Выглядел Сергей Георгиевич прекрасно, настроение у него было ровное, спокойное. На какую-то реплику Игоря, заметил вскользь, что зимой должен лечь на профилактическое обследование в госпиталь. Ничто не предвещало беды. И только потом оказалось, что это было мое прощание с Сергеем Георгиевичем. Он так и запомнился мне, немного задумчивым, спокойным, с чувством уюта на даче своего сына.
Прошло время, я стал чаще видеться с Зинаидой Владимировной. Иногда она приглашала меня в гости вместе с Игорем, иногда приезжала на дачу в Дубки. Присутствие Зинаиды Владимировны всегда создавало ощущение домашнего уюта, она как-то очень легко перемещалась, и все было под ее внимательным присмотром. Сам ее облик вызывал чувство уверенности, спокойствия и благополучия. Находиться в обществе Зинаиды Владимировны было большим удовольствием. Несколько раз Зинаида Владимировна приезжала к нам домой. По этому случаю готовились сибирские пельмени, которые подавались к столу с бульоном и отдельно, слегка обжаренными на сковородке. Зинаида Владимировна слушала, что говорят дети, улыбалась, а Игорь, не без юмора, нахваливал хозяйку и пельмени. Надо сказать, что нарастающий хаос в стране как-то сплотил и сблизил нас, и врожденная отвага Зинаиды Владимировны придавала нам бодрость и оптимизм.
А жизнь шла вперед, перестройка и ускорение зашкаливали все мыслимые предположения. Уже прошли четыре Съезда народных депутатов СССР, и на осень 1991 года был запланирован 5-й Съезд. Игорь в это время работал заместителем генерального директора Инженерно-технического центра секретариата Верховного совета СССР. В секретариате ВС возникли вопросы, какие настроения могут доминировать к осени 1991 года и какие решения могут быть приняты на 5 Съезде? В связи с этим, было сформулировано задание на научно-исследовательскую работу: "Предсказание результатов голосования 5 Съезда народных депутатов СССР по основным вопросам государственного строительства: отношение к властным структурам, отношение к военной реформе и др.". Весной 1991 года эта задача была поручена двум независимым исследовательским коллективам: группе из Института народного хозяйства им. Плеханова и лаборатории нейроинформатики ДВО АН СССР.
В общем случае, не существует строгих научных методов предсказания поведения больших коллективов людей, если их поведение не управляется извне, например, властью, деньгами или подпольными структурами. Описываемое время, - это краткий миг в истории России, когда высший представительный орган не управлялся извне. Как в этом случае может решаться задача прогноза? Широко растиражированные социологические методы опросов обладают небольшой заблаговременностью и невысокой достоверностью. Существуют и более эффективные специфические методы прогноза, привязанные к особенностям текущей ситуации, но они обычно не разглашаются и остаются know how авторских коллективов.
Группа из Института народного хозяйства попыталась решить задачу прогноза заимствованными из социологии методами анкетирования. Наша позиция была иной. Мы исходили из нашего понимания природы человека. Любые заявления людей, устные или письменные, являются сознательными актами. Сознание может говорить правду, а может и лгать. Никогда не лжет только подсознание. Но как узнать, что там, в подсознании человека? Единственным наблюдаемым выражением подсознательного намерения является действие. Мы нашли такие действия, которые совершает каждый депутат, и которые, как и всякое действие, связаны с его истинными намерениями. Исходя из этих фундаментальных посылок, нам удалось построить компьютерную модель поведения депутатов.
Игорь прекрасно организовал работы по прогнозу. Нашей лаборатории были предоставлены кабинеты и компьютеры в здании аппарата Президиума ВС СССР на проспекте Калинина и необходимые технические средства. Непосредственной работой по прогнозу занималась небольшая группа сотрудников лаборатории из 5 человек. Но требовалась большая техническая работа по подготовке первичных данных. Эту работу выполняли штатные сотрудники вычислительного отдела ИТЦ под руководством Игоря. Их продукция - миллионы затабулированных чисел - передавалась нам. Мы с Игорем интерпретировали результаты вычислений и формулировали прогностические оценки.
К сентябрю 1991 года наша группа выдала прогноз результатов голосования депутатов 5 Съезда по основным вопросам государственного строительства. Полнота и детальность прогноза намного превышали требования технического задания. Была дана оценка реальной численности депутатских групп (в отличие от заявленной их лидерами). Выявлены реальные и фиктивные лидеры групп. Определена степень независимости голосования депутатских групп, наличие блоков, степень их связности и многое другое.
В отчете было представлено более 100 листов компьютерной графики с результатами дифференциальных и интегральных оценок голосования депутатов. Из этих данных следовало, что не существует никаких легальных средств проведения в жизнь разрушительных идей радикальных групп. Последующие события подтвердили прогноз: идеи радикальных групп были осуществлены путем государственного переворота. Высший представительный орган страны – 5 Съезд народных депутатов СССР - был разогнан, так и не приступив к работе.
5 Съезд народных депутатов собрался в октябре 1991 года в Кремлевском дворце съездов. Игорь занимался информационным обеспечением работы Съезда. Сотрудники лаборатории нейроинфориатики имели пропуска на Съезд. Наши компьютеры были расположены в фойе зала заседаний и сотрудники были готовы к обработке данных в темпе реального времени. Но никакой работы не последовало. Съезд был распущен по команде Горбачева, который не имел на это конституционного права. Это и был государственный переворот.
Демократы утверждают, что единственным законным источником власти является воля народа. Народ делегировал депутатам Съезда право представлять его волю, следовательно, разгон Съезда является государственным преступлением. На последовавшем вскоре референдуме по вопросу о сохранении Советского Союза, народы нашей страны прямо высказались за сохранение СССР. Развал страны и разрушение государства вопреки воле народа является преступлением "демократов", по их собственному определению, и обличает их как врагов народа (а они-то уже 60 лет визжат, что никаких врагов народа нет и это Сталин все выдумал). Затем последовали годы разгула демократических мародеров, грабивших убитое государство, годы голода и холода для десятков миллионов людей, годы не родившегося поколения наших соотечественников, годы вымирания русских областей и заселения их иноземцами.
Все мы как-то переживали это время и старались, по возможности, продолжить то дело, которое было нашей судьбой. Чтобы завершить тему исследований мозга, скажу, что удалось получить ответы на многие вопросы, упомянутые ранее. Теперь только время покажет, насколько эти ответы правильны. Что касается текущего признания работ научным сообществом, то оно явно состоялось. Одну из первых своих статей по физиологическим механизмам сознания я послал нобелевскому лауреату Дж. Эделмену, - признанному лидеру исследований сознания. Почти немедленно я получил теплый дружеский ответ, а также 4 монографии, написанные им в предыдущие годы, в том числе знаменитую "Биологическую теорию сознания". В 1997 году главный редактор Журнала высшей нервной деятельности академик Симонов П. В. пригласил меня в редакционный совет журнала. На рубеже тысячелетий началось подведение итогов Международной программы "10-летие исследований мозга". Одна из форм подведения итогов, - издание серии монографий "Концептуальные достижения в исследованиях мозга" (''Conceptual Advances in Brain Research''. UK: Harwood Academic Publishers.), под редакцией крупнейшего современного физиолога Дж. Миллера. Я получил оплачиваемый заказ написать главу о природе и механизмах сознания во второй том этой серии (Sergin V.Ya. Sensory Awareness: Hypothesis of Self-Identification. 2000. V. 2. P. 97-112). Статья настолько заинтересовала Дж. Миллера, что он предложил мне свою личную помощь в усовершенствовании ее литературного стиля. На время он не поскупился, мы с ним около года отрабатывали текст по интернету. В 2006 году я перешел на работу в Институт математических проблем биологии РАН (Пущино) и, надо сказать, работаю с прежним удовольствием и увлечением. Об этом свидетельствуют недавние публикации моих работ в журналах Успехи физиологических наук, Открытое образование и Нейрокомпьютеры.
Мало кто знает, что в начале 20 века рост экономики России составлял 20% в год, то есть происходило удвоение экономики приблизительно за 5 лет. Об этом не любят писать ни коммунисты, ни демократы. А взлет русской экономики начался в 80-х годах 19 века, в царствование Александра III. В Его царствование революционеры не бегали по улицам с бомбами, а сидели в своих крысиных норах, поджав хвосты. Мир и покой в стране открыли возможность созидательной деятельности для всех жителей России. Рост народного благосостояния и практически всеобщее начальное образование через систему церковно-приходских школ, привели к тому, что наиболее талантливые дети из крестьянских семей стали получать университетское образование. Получив образование, они стремились и других поднять до своего уровня. Они становились преподавателями школ, реальных училищ, гимназий, институтов и университетов. Это движение вызвало приток талантливой молодежи из народной среды во все сферы промышленности, науки и образования, что стало важнейшей причиной экономического и культурного роста России.
Именно в годы стремительного экономического роста, в конце 19 - начале 20 века, из шестерых детей бедного плотника Владимирской губернии Михаила Дмитриевича Горшкова (по воспоминаниям, человека незаурядного), двое - Евдокия Михайловна и Мария Михайловна - становятся учителями. Старший сын, Георгий Михайлович, закончил Харьковский университет и становится преподавателем гимназии, а затем инспектором народных училищ г. Коломны. Петр Михайлович становится студентом Санкт-Петербургского университета. Подъем России открывал путь талантам, а их созидательная деятельность на благо страны порождала дальнейший рост.
Россия была убита на взлете. Но не прошло и 20 лет, как началось возрождение и новый подъем. Дети и внуки крестьянских сынов стали той силой, которая обеспечила экономический, индустриальный и научный взлет России в 30-70-х годах. Именно в эти годы созидательная активность семьи Горшковых проявилась с наибольшей силой. Георгий Михайлович посвятил свою жизнь и яркий талант учителя образованию и воспитанию детей в русской глубинке - Коломне. Петр Михайлович и Георгий Петрович, ученые с мировым именем, а также тысячи их учеников, внесли прямой и внушительный вклад в научный, экономический и культурный расцвет страны. Сергей Георгиевич с молодых лет избрал путь воина и всю свою жизнь бесстрашно и победоносно сражался за Россию. В истории семьи Горшковых, как океан в капле воды, отражается история России.
Новые поколения семьи Горшковых вступили в жизнь. Они могут гордиться принадлежностью к славной семье, которая обессмертила свое имя и сделала его достоянием истории. Но сами они не являются объектом истории, а ее действующей силой. Всем им я желаю счастья, успехов и новых свершений.